Махабхарата, Вана-парва, глава 20: Доводы Юдхиштхиры и Бхимы в споре о Дхарме
Махабхарата, Книга Третья — Вана-парва — «Скитания в лесах»
Юдхиштхира так отвечал Бхиме: «Это несомненная истина, Бхарата. Мне нечего возразить на твои упреки, разящие меня, как стрелы, ибо сам я довел вас до этой беды. Ведь я вовлекся в игру потому, что желал отнять у сына Дхритараштры царство и власть; и тогда коварный игрок, сын Субалы, получил возможность играть против меня на стороне Дурьодханы.
Шакуни, уроженец горной страны, весьма искушенный в азартных играх, бросая кости во дворце собраний, то и дело использовал ловкость рук и в конце концов обыграл меня. Поэтому, Бхимасена, мы и оказались в этом бедственном положении. Видя, как игральные кости повинуются воле Шакуни, я едва мог подавить гнев, уничтожающий мое терпение. Дорогой мой брат, ведь невозможно сдерживать ум, охваченный гневом, гордостью и тщеславием. О Бхима, не в обиду мне твои слова, ибо видится мне, что так нам было предопределено свыше.
Когда сын Дхритараштры, Дурьодхана, задумав отнять у нас царство, поверг нас в беду и даже сделал своими рабами, о Бхимасена, Драупади — единственная, кто спасла нас. И ты, и Арджуна помните, как вновь нас позвали для повторной игры, и какую ставку назвал мне сын Дхритараштры в присутствии всех Бхаратов: «О Аджаташатру, если ты проиграешь, то придется тебе вместе с братьями двенадцать лет жить в лесу, не таясь от людей, а тринадцатый год провести неузнанными. Если же в тот год мои соглядатаи раскроют тебя и твоих братьев, вам придется опять уйти в лесное изгнание на столько же лет и еще прожить год неузнанными. Решайся, Партха, и обещай нам это! Если проживешь это время неузнанным с братьями, незамеченными моими шпионами, тогда, Бхарата, — честно заявляю в собрании Куру, — твоим будет царство на пяти реках! Если же я проиграю с моими братьями, то в должный час, оставив все наше богатство, мы примем те же условия!» Вот таковы были слова Дурьодханы при всех собравшихся Куру; и я ответил: «Пусть будет так!»
Тогда и началась эта роковая игра, принесшая нам поражение и изгнание. И вот мы, претерпевая лишения, скитаемся по диким лесным краям. Но и теперь не унимается Дурьодхана; пребывая во власти гнева, возбуждает он против нас потомков Куру и всех, кто подвластен ему. Кто в этом мире посмеет, заключив такой договор в присутствии благородных мужей, нарушить его ради царской власти? Я считаю, что честному человеку лучше умереть, нежели, оставив путь дхармы, посредством греха завоевать царскую власть.
Во время игры ты сжимал в руках палицу, ты хотел сжечь мне руки, но Пхалгуна удержал тебя; а ведь если бы ты исполнил тогда свое желание — разве постигла бы нас эта беда, о Бхима? Почему, будучи уверен в своей силе, ты не сказал мне о том прежде, когда мы давали обещание? Что толку теперь в твоих суровых речах, когда мы уже исполнили обещанное?
Снова и снова мучает меня совесть и жжет, словно выпитый яд, воспоминание о том, что, видя, как оскорбляют Драупади, мы терпели все это. Теперь, исполнив то, что было мною обещано в присутствии героев Куру, я не в силах что-либо изменить. Но наступят и для нас лучшие времена, жди их, Бхима, как сеятель — урожая.
Если тот, кому причинили зло, дождется, пока созреют плоды посеянной врагом ненависти, то мужество его с лихвой вознаградится: память о нем станет бессмертной. Процветание будет сопутствовать ему, враги преклонят головы перед ним, а друзья всегда будут защищать его, как небожители — Индру. Но знай, Бхима, я никогда не нарушу свое обещание. Я ценю дхарму и добродетель как саму жизнь. Царство, сыновья, слава и богатства не стоят и крупицы истинной дхармы».
Бхима сказал: «Заключая этот договор, о царь, ты заключил его со временем, а между тем оно бесконечно, неизмеримо и губительно, как стрела, как поток, уносящий все в небытие. Воочию видишь ты сам, каково время: смертный — во власти времени, недолговечен, как морская пена или перезрелый плод! Может ли, о Каунтея, человек, срок жизни которого сокращается с каждым днем, выжидать чего-то? Лишь тот, кто бессмертен, или тот, кому ведом отпущенный ему срок, может, видя все, как на ладони, дожидаться благоприятного случая.
Пока мы будем выжидать истечения тринадцати лет, время, сокращая наши жизни, приблизит нас к смерти. Смерть неизбежно приближается к каждому, кто воплощен в теле. Поэтому нам нужно, пока не приблизилась смерть, отвоевать наше царство!
Тот, кто не добился славы и не покарал своих врагов, подобен бесполезному бремени Земли или состарившемуся быку; и умрет он бесславно. По мне, коль человек не воздает за обиду своим врагам из-за слабодушия и нехватки доблести, живет напрасно, и бесплодным было его рождение.
О царь, руки твои сыплют золотом, слава твоя обвивает всю Землю; сокрушив в битве врага, ты насладишься богатством, добытым мощью своих рук. Если человек, убив своего обидчика, попадает тотчас же в ад, то ад для него превращается в рай, о губитель врагов! Бессильный гнев рождает муку, более жгучую, чем пламя; она-то и томит меня так, что ни днем, ни ночью я не нахожу покоя.
Вот Партха, названный Бибхатсу, первый в умении натягивать тетиву, сидя здесь, жестоко томится, словно лев, вынужденный затаиться в своем логове. Он, способный сгубить в одиночку всех лучников мира, вынужден, словно могучий слон, подавлять кипящую ярость в груди.
Накула, Сахадева и наша престарелая мать Кунти, породившая великих героев, сидят и молчат, будто немые, лишь ради того, чтобы угодить тебе! Все наши друзья желают угодить тебе; но только я и мать Пративиндхьи (Драупади), терзаясь горем, пытаемся повлиять на тебя! То, что я говорю, по душе всем им, ибо всех нас постигло горе и все мы равно жаждем боя.
Может ли быть, о царь, беда, злее нашей? Ведь слабые, презренные враги, отняв у нас царство, наслаждаются властью. О царь, по незлобивости своей поддался ты слабости и устыдился нарушить свое обещание, поэтому претерпеваешь все эти муки, но никто не одобряет тебя в этой твоей доброте. О царь, твой разум не различает истину, как глупый, невежественный человек из высшего сословия использует слова Вед без всякого понимания.
Как мог ты, мягкосердечный, словно брахман, родиться в роду царственных кшатриев, который порождает лишь суровых духом героев? Ведь слышал ты, что сказал Ману об обязанностях царя: ему требуется быть хитрым, мужественным и по необходимости жестоким, что совсем не увязывается с душевным покоем и добродетелью. Почему же ты, царь, прощаешь злонравных сыновей Дхритараштры? Ты наделен разумом, мужеством, глубокими познаниями и благородным происхождением — почему же, когда необходимо исполнять свой долг, о тигр среди людей, ты сидишь, сложа руки, словно питон, застывший без движения?
О Каунтея, ты хочешь сокрыть нас от людских глаз, но это все равно, что пытаться укрыть Гималаи пучком соломы! Тебе, прославленному по всей Земле, нельзя прожить неузнанным, как Солнцу невозможно пройти незамеченным по небосводу.
Возможно ли Арджуне, подобному высокому, густо цветущему дереву шала, стоящему в речной долине, или огромному слону Индры, прожить неузнанным? А эти юные братья-близнецы, Накула и Сахадева, подобные двум львам, — как смогут они прожить неузнанными, о Партха? А прославленная Драупади, царская дочь и мать великих героев, известная всему миру своим благочестием, — как сможет она прожить неузнанной? Да и меня с самой юности хорошо знает каждый, о царь. Как высокой горе Меру нельзя скрыться от взора живых существ, так и мне невозможно нигде спрятаться. К тому же многие цари и принцы, которых мы прежде сделали своими вассалами, последуют теперь за злонамеренным сыном Дхритараштры. Ведь они, прежде покоренные нами, не пожелают стать нашими союзниками. Приняв его сторону, они посчитают своим долгом всеми способами навредить нам. Они могут послать множество соглядатаев, которые быстро найдут нас и разгласят место нашего пребывания, а это значит не миновать нам новой беды.
Мы живем в лесу уже полных тринадцать месяцев; согласно мнению мудрецов один месяц может приравниваться одному году, как некоторые лекарственные напитки могут заменять сому. Или если ты нарушишь свое обещание, ты можешь искупить этот грех, обильно накормив богатой пищей добротного быка, несущего священную ношу. Поэтому, о владыка людей, прими решение истребить своего врага, ведь у кшатрия нет иного долга, кроме сражения!»
